…
Кто-то подбросил в костер веток. Пламя на несколько минут осветило лица сидящих вокруг костра воинов. Их осталось не так много — стемнело и большинство уже разошлись по своим шатрам. Здесь, как и дома, они ложились и вставали вместе с солнцем. Ночью не спят только караульные, сменяя друг друга каждые два часа. Тем, кто не стоит на посту, делать особо нечего — и они поют песни. Так было и сейчас. Пели они, конечно же, не на ируканском и не на языке метрополии, а на своем наречии, которого Лена не понимала.
— Не знаешь этого языка? — спросил Верцонгер.
Она молча кивнула.
— Зря. У нас красивый язык. И песни красивые.
— О чем?
— Эта песня об одном человеке. Его знал мой прадед. Есть такие люди, которым не сидится на месте. Ни двора у них нет, ни семьи. Ходит такой человек по земле, одинокий, как горный волк, ищет где есть дело для сильных рук и острого меча. А до дома доходят только слухи, что видели его то в одном месте, то в другом.
— И что дальше? — спросила Лена.
— Дальше возвращается он однажды домой — а там его никто и не помнит. И все, кого он знал уже где-то далеко отсюда. Вот ходит он от одного двора к другому, ест и пьет с разными людьми, рассказывает про чужие страны. А потом снова уходит — потому что рассказы все рассказал, а больше оставаться незачем. Ничего его здесь не держит. И никто не знает — вернется ли он снова, или нет…
Он подумал и добавил:
— У вас, наверное, поют другие песни.
— Почему ты так думаешь?
— Потому что вы — другие.
— Совсем другие? — спросила она, повернувшись к Верцонгеру.
— Не совсем, — ответил он, после длинной паузы, — люди везде люди. Живут по-разному, а устроены одинаково. Всем надо есть и всем надо отдыхать. В моем шатре достаточно места. Но мои люди могут поставить тебе другой шатер. Если ты хочешь.
— Не хочу, — коротко ответила она.
…
Енгобан вторую ночь праздновал изгнание Ордена и приход к власти императора Флеаса, которому горожане, не без некоторой иронии, дали прозвище «веселый». Так он и войдет в историю, как Флеас Веселый. Многие императоры до и после прозывались великими, а вот веселым — только один… Так или иначе, в эту ночь город уже веселился по-настоящему. Полностью трезвыми оставались только расставленные на перекрестках улиц легионеры, остальные же слонялись по площадям, угощаясь за счет императорской щедрости, глазея на фейерверки, прибиваясь то к той, то к другой кампании пьющих, поющих и пляшущих людей, находя себе приятелей или подружек на один час, и совершенно забывая о том, что будет завтра.
Попав в город вместе с доброжелательным варварским воином, Тойво немедленно был втянут во всю эту кутерьму. Вскоре варвара увлекла в неизвестном направлении неизвестная красотка и теперь ничто не мешало поискам Антона-Руматы. Что он где-то здесь, Тойво совершенно не сомневался. Но, прежде чем приступать к поискам, следовало решить одну маленькую проблему. Слежку он заметил уже давно. Некий тип, выглядевший как обычный молодой бродяга, тащился за ними от самых ворот, достаточно умело поддерживая дистанцию и иногда как будто присоединяясь к попутным кампаниям веселящихся горожан. Теперь, когда Тойво был один, появилась возможность выяснить поподробнее, кого же так интересует его скромная персона.
Вскоре шпион попался на обычную уловку с узкой темной подворотней. Когда он, выждав секунд десять, вошел туда вслед за Тойво, с ним приключилась маленькая неожиданность: он поскользнулся, споткнувшись о невидимый предмет и упал лицом вниз. Тут же ему в спину уперлась острая сталь, и холодный негромкий голос спросил:
— Любезный, ты не находишь свое поведение несколько навязчивым?
— Вы бы убрали меч, господин. Здесь жестко лежать и разговаривать неудобно.
— Еще чего, — презрительно буркнул Тойво, — чтобы ты убежал и мне пришлось ловить тебя по грязным переулкам?
— Я не собираюсь убегать. Мне хорошо заплатили, чтобы я проводил вас к тому, кого вы ищете, а я всегда отрабатываю полученные деньги.
— Интересно. И кого же я по-твоему ищу?
— Благородного дона Румату Эсторского, известного еще как Светлый, — без запинки ответил шпион.
— Еще интереснее, — сказал Тойво, — и где же он?
— Вряд ли я смогу показать это, лежа лицом вниз на мостовой.
…
— Ладно, — сказала Светлая, — думаю, мы уже достаточно далеко.
— Если ветер не переменится, — добавил Румата.
— Не знаю, почему это так важно, но на закате ветер здесь всегда в сторону моря, — заметил Кроат.
— Это действительно важно, капитан, — сказал Румата.
— А от чего мы вообще так бежим? — спросил дон Тира.
— Увидите, — невесело пообещала Светлая.
…
Корчма, куда странный шпион привел Тойво, называлась «Пьяный кабан» и выглядела вполне безвредно. У распахнутых дверей болтались несколько обычных для таких мест фигур в том состоянии опьянения, когда еще удается сохранять вертикальное положение тела, но уже сложно определить свое положение в пространстве и времени. Внутри были видны несколько грубо сколоченных столов, между которыми, в слабом красноватом свете очага, проворно двигался хозяин заведения, оделяя посетителей вином и закусками.
— Сюда, господин, — негромко сказал шпион и первым зашел внутрь, видимо более заботясь не о приличиях, а о том, чтобы не вызвать ненужных подозрений.
Тойво осторожно последовал за ним, огляделся и снова не увидел ничего подозрительного.
— Садитесь на любое свобдное место, он сам вас найдет, — шепнул ему на ухо шпион, не дожидаясь ответа, выскользнул на улицу и был таков.