Голод богов - Страница 31

К оглавлению

«Так сказал Господь: Прокляну

И проклял.

И пришли на них,

И мужчин удавили

И женщинам вспороли животы

И детей сожгли огнем

И дома разорили, а землю засыпали солью

Чтобы не росло там ни плодов, ни злаков…»

— Достаточно, — оборвал монаха Румата, — одного я не понял: разбить головы камнями или удавить. Как ты полагаешь, дорогой Тиба?

— Благородный дон! У этого монаха, наверное, неправильная книга!

— Ты так думаешь? Ну, хорошо. Эй, приведите другого монаха.

Как и следовало ожидать, вторая книга практически от первой не отличалась. Отличался монах. Он был совсем уж испуган, читал заикаясь, а Румата намеренно выбрал в книге еще более радикальную главу. К двум рекомендациям «разбить головы камнями» и «удавить» добавилась третья: «сжечь огнем, начиная от стопы».

— Достаточно, — сказал Румата, — похоже, я не зря приказал разжечь костер. Что скажешь, Тиба?

Некоторое время у юноши слишком сильно тряслась челюсть, чтобы он мог произнести членораздельные звуки, но потом он, все же, справился с собой.

— Благородный дон, вели привести какого-нибудь ученого человека! Не может быть, чтобы такое было написано в настоящей Книге.

— Действительно, это неплохая мысль, дорогой Тиба… Вы здесь, дон Пина? Очень кстати. Вас не затруднит найти высокоученого Синду и попросить, чтобы он подошел сюда?

— С удовольствием, дон Румата. Мне и самому интересно, что же на самом деле с этими странными книгами. Я-то признаться, никогда не задумывался, что в них написано. Надо же, сжигать, начиная от стопы. Чтобы просто сжигали — видел, но чтобы вот так… Я, конечно, не силен в богословии, но думаю, это не очень хорошая рекомендация.

— Почему же?

— Много времени займет, опасаюсь, что до утра не управимся — охотно пояснил капитан ландскнехтов, — на мой взгляд, сжигать такую толпу лучше целиком. Но решать, конечно, вам, Светлый.

— Я учту ваше мнение, — любезно ответил Румата, — но давайте все-таки послушаем, что скажет почтенный Синда.

— О, разумеется. По части огненного снаряда почтенный Синда — непревзойденный мастер.

С этими словами дон Пина отбыл.

Эта реплика породила яростный спор среди конвоиров. Одни утверждали, что алхимик уж точно придумает, как быстро сжечь всех пленных в соответствии с Книгой, другие настаивали на том, что все одно, до утра не управиться.

Наконец, появился Синда. Не очень скоро, но своевременно — среди пленных еще не начались истерические припадки, хотя некоторые явно были уже близки к этому.

— Приветствую вас, благородный дон. Мне сообщили, будто вас заинтересовало происхождение Книги Каты Праведного?

— Да, почтенный Синда. Видите ли, эти два монаха вычитали в книге весьма странные вещи и у нас возник спор о том, действительно ли Ката Праведный это написал. У меня, признаться, есть некоторые сомнения…

— Ваши сомнения всецело справедливы, — сказал Синда.

— Вот как? — удивился Румата, — но я же еще не сказал, в какой именно части книги.

— Это вовсе не важно, благородный дон. Как известно, Ката Праведный никак не участвовал в написании той книги, которой пользуются монахи.

— Вы говорите странные вещи, почтенный Синда. Кто же тогда написал эту книгу и где настоящая книга Каты Праведного?

— Эта книга появилась лишь через двести лет после смерти Каты Праведного, при императоре Дескаде. Император приказал, чтобы монахи составили священную книгу — и, разумеется, это было сделано. Сам же Ката Праведный вообще не писал книг.

Среди слушателей прошел нестройный ропот.

— Вы достоверно это знаете?

— Вполне достоверно, — подтвердил Синда, — как известно, Кате Праведному было откровение. Ему открылось, что святые истины нельзя записывать, потому что они сразу превратятся в ложь и святотатство.

— Не слушайте его! — выкрикнул один из монахов.

Румата медленно повернулся в его сторону.

— Ты, кажется, что-то сказал? Если так — очень зря. Потому что присутствующий здесь дон Пина весьма заинтересовался способом сожжения человека начиная со стоп.

— Я… Я молчал.

–.. И правильно делал… Простите, что перебил вас, почтенный Синда. Так что же говорил Ката Праведный?

— Он говорил всего две вещи, дон Румата. Одна — «будьте справедливыми».

— А вторая?

— Вторая — «будьте милосердными».

— И все? — спросил Румата.

— Все, — подтвердил Синда, — если его просили объяснить, в чем справедливость и в чем милосердие, он отказывался, говоря: «зачем объяснять то, что люди и сами знают».

— И книгу он не писал.

— Не писал, благородный дон.

— А вот это? — Румата протянул Синде знак трезубца.

— А это родовой герб императора Дескада. Он повелел делать его оттиск на всех священных книгах.

— Понятно. И здесь обман… Ладно, слушайте меня, парни. Я даю каждому из вас шанс. Каждый, кто будет хорошо сражаться в войске Хозяйки, после войны получит надел земли и денег, чтобы обустроить хозяйство. Кто проявит трусость или нарушит присягу … помните, этот костер разжечь недолго. Решайте — я никого не неволю.

— Я с вами, благородный дон! — пискнул Тиба, — только я не знаю, как присягать. Ордену-то на трезубце присягали…

Румата размахнулся и швырнул трезубец в костер. Затем воткнул в землю меч и сказал:

— На этом будете присягать. Берись за рукоять и повторяй за мной: я, Тиба, свободный человек и воин…

— Я, Тиба, свободный человек и воин…

— …присягаю на верность Хозяйке и Светлым,