— Устал?
— Немного.
— Вестовой был от отца Кабани. Катапульты подойдут еще до полудня.
— Добро, — сказал Румата, — значит, к ночи Нард будет наш.
— Не слишком торопишься? — осторожно спросила она.
— Не слишком. Через девять дней мы должны взять Арко. Потому что через одиннадцать там будет высаживаться орденская армия.
— Большая?
— Сто тысяч.
— Тебе так сказали духи?
Он молча кивнул.
— Сто тысяч — это много, — заметила Кира.
Некоторое время Румата сосредоточенно молчал. Потом, четко разделяя короткие рубленные фразы, произнес:
— Если у нас будут сутки. Хотя бы одни сутки. Я утоплю их в заливе. Всех. Как крыс.
… В эту ночь они просто спали. Два очень сильных, но смертельно уставших человека, каждому из которых нужно было всего — ничего. Выныривая из беспокойного, полного кошмарами, сна, почувствовать теплое дыхание другого и услышать: Спи, любимый, все хорошо. Спи любимая, все хорошо.
Утром подошли огнеметные машины, а вслед за ними — катапульты.
Ровно в полдень они были расставлены на позиции и Румата буднично приказал начать обстрел. Лениво взметнулись длинные «лапы», выбросив бочонки с зажигательной смесью. Через четверть часа последовал второй залп. Третий. Четвертый…
Над городской стеной появились сначала отдельные сизые клубы, а через два часа дым повалил как из огромной печной трубы.
— Скоро попробуют сделать вылазку, — заметил дон Пина.
— Вы так полагаете? — спросил Румата.
— Я уверен. На месте коменданта, я бы попытался внезапно атаковать и разрушить катапульты. Тогда появляется шанс дождаться подкрепления.
— Но шанса на самом деле нет.
— Нет, — согласился Пина, — но комендант этого не знает. Кроме того, как видите, я приказал расположить ландскнехтов так, чтобы их боевые возможности были не столь заметны для не сильно сведущего человека.
Действительно, ландскнехты как будто бы в совершеннейшем беспорядке расположились на травке, являя своим видом полную неготовность отразить какую-либо атаку.
— Надеюсь, дон Пина, вы строго указали командирам, чтобы они не пытались в случае чего преследовать отступающих?
— Только остановить противника. В наступление не переходить. Таков был приказ, — спокойно ответил дон Пина, и спросил — Светлый, вы действительно не намерены штурмовать город?
— Не намерен, — подтвердил Румата, — к вечеру город сдастся и так.
— Или сгорит целиком, — заметил дон Пина, взглядом знатока оценивая густоту поднимающегося над городом столба дыма.
Румата пожал плечами. Ему было решительно все равно взять Нард или просто сжечь. Тем временем, ворота начали медленно открываться, а подъемный мост пополз вниз.
— Вот и вылазка, — сообщил Пина, — я оказался прав … Как внушительно смотрелся кавалерийский полк, на рысях рванувшийся из ворот. Буря и натиск. Впрочем, какой там натиск.
«Эх, парни, не на ту войну вы попали» — подумал Румата.
Проскакав две трети пути и набрав скорость, кавалерийская лава налетела на скрытые в высокой траве «спирали Бруно». Это на Земле они так назывались — а здесь, наверное, их назовут спиралями Кабани… Или спиралями отца Кабани.
Петли колючего железа мгновенно опутывали ноги коней, валя их на землю. Всадники вылетали из седел. А вот заработали огнеметные машины, пристрелянные по линии заграждения.
Кто упал — те уже не поднимутся, а те, кто прорвался, представляли собой жалкое зрелище. Одуревшие от дыма, не успев даже нацелить пики, они выскочили прямо на шахматный строй ландскнехтов — и завертелась карусель сверкающей стали. Теперь уже пики и вовсе бесполезны. Крутятся железнобокие, что твой уж. Мелькают двуручные мечи, с легкостью перерубая ноги боевых скакунов. А упавших всадников добивают и вовсе мимоходом…
Ну вот — все и кончено. Стоят ландскнехты среди еще шевелящегося месива порубленных туш, с ног до головы забрызганные кровью. Отдуваются шумно. Ждут.
Только нечего уже ждать. Чуть больше сотни всадников, все, что осталось от полка, некоторое время бестолково мечутся между завесой дыма и железным строем. Затем, с удивлением обнаружив, что никто не собирается ни добивать, ни преследовать их, осторожно удаляются в сторону ворот.
А по городу, тем временем, продолжают работать катапульты. Привычные к тяжелой монотонной работе крестьяне подкатывают все новые бочки с жидким огнем. Изредка останавливаются и пытаются разглядеть сквозь постепенно рассеивающийся над местом битвы дым, что же там с городом.
Ну, вот. Теперь, вроде, видно. Ух и зрелище. Нард горит весь целиком. Кое-где языки пламени взлетают выше стен. Интересно, — гадают бойцы — там вообще кто-нибудь живой остался, или поджарились все, как поросята на противнях?
Оказывается, остались. Вот снова открываются ворота. Снова вылазка? Нет, скачет один всадник, на пике белый лоскут трепещет.
— Прекратить обстрел, — командует Румата, — я поеду, послушаю, чего хочет предложить нам этот благородный дон.
Встречаются они посреди поля.
Парламентер отчаянно трусит, но виду не показывает. Спрашивает уверенно:
— Я — брат Гок, уполномоченный коменданта. С кем я буду разговаривать?
— Я — дон Румата Эсторский. И ты, любезный, будешь не разговаривать, а слушать меня. Очень внимательно, запоминая каждое слово. Сейчас я собираюсь пообедать. К тому времени, как я отобедаю, на этом поле должны находиться все жители города до единого человека, включая членов магистрата с ключами и печатями. Отдельно должен быть построен весь гарнизон, включая коменданта. Все оружие должно быть сложено на земле. Рядом должно быть сложено все золото из городской казны, из гарнизонной казны и из церковных запасов. Если вы не успеете всего этого сделать, я сотру Нард с лица земли вместе со всеми, кто там находится.